суббота, 11 марта 2017 г.

Рубен Бабаян

худрук Ереванского театр кукол


Мой режиссерский дебют пришелся именно на эти годы. В конце 90-го я закончил ГИТИС и в 91-м выступил в театре уже в качестве режиссера, постановкой. Первый спектакль был «История рождения Иисуса Христа». Это была первая постановка в Армении вообще на эту тему. Серьезная постановка в Театре кукол… То есть были зайчики, петушки и прочая скотинка, и вдруг появляются Иосиф, Мария… Потом второй спектакль, 92 год, затем третий в 94-м… Было очень интересно, потому что театр — один из тех немногих культурных объектов, которые ни на один день не прекратили работу, даже при полном отсутствии света, отопления. Была, помню, такая небольшая печка, и все то, что оставалось от старых декораций, выдавалось по ограниченному пайку на читки, а под светом фонарика проводились репетиции. Это были трудные и одновременно счастливые годы, потому что требовали определенной мобилизации и, более того, какой-то сплоченности. Ты ощущаешь себя частью какого-то единого целого, перед которым стоит определенная цель, задача. Каждый в меру своих возможностей и в рамках своей деятельности пытается выполнить эту задачу. Это и спектакли в воинских частях, когда не знаешь: те, перед кем ты показываешь спектакль, завтра будут живы, или… И это накладывает определенные обязательства на тебя. Это и желание выстоять, потому что понимаешь: если ты продолжаешь работать, продолжаешь играть в таких условиях, значит, вносишь свою небольшую лепту в общее дело, в общую победу. Это громко звучит, но на самом деле все так и есть… Утро начиналось у меня с колки дров дома, в подъезде. Причем, могу сказать, что это занятие доставляло какое-то удовольствие. Может быть, оттого, что ты возвращаешься в какое-то первобытное состояние; может, потому, что ты мужчина, и тебе нужно колоть дрова… Достать эти дрова, потом колоть. То есть при всей эмансипации все равно на женщин это дело не спишешь. Тебе нужно делать самому. Ты уставший, значит, побитый… Поскольку колка дров — это не твоя профессия, не прямая твоя обязанность. Естественно, топор часто летит в разные стороны, щепки, обрубки, и ты возвращаешься домой с дровами изрядно израненный, с ощущением того, что ты самец, который вернулся с добычей. Вернувшись с добычей и в белой сорочке, как бы обесцениваешь саму добычу. А когда ты приходишь в ранах и ссадинах, то заслужил все и на самом деле! Теперь уже другая половина человечества должна вокруг тебя бегать, обхаживать, потому что ты кормилец. Ты принес дрова!
… Не забыть и замечательные очереди за керосином во дворах, со всякими махинациями, естественно. И меньше доливали, и какие-то чеки продавали, но это было неважно. Все равно, как только поступал сигнал, что привезли керосин, все дела сразу отбрасывались в сторону, в том числе и театральные. Нужно было, схватив канистры, бежать в пункт назначения. Стоять там несколько часов и приносить домой этот драгоценный дар. Я думаю, мои самые веселые, смешные спектакли были созданы именно в эти годы.
Есть мнение, что в кризисе рождается искусство. Дело не в том, что рождается. Дело в том, каким оно рождается. Какое оно было светлое, радостное. По-моему, тут действует принцип баланса, как бы компенсации. Где-то трагедия, где-то утрата, а на другом полюсе это должно как-то компенсироваться, потому что именно в такой ситуации, когда нет света, нет пищи, нет тепла, требуется светлое, радостное искусство. Начинаешь понимать, почему в суровые годы Второй мировой войны в Ереване был открыт Театр музыкальной комедии. Компенсация! Я не думаю, что у меня это было такое осознанное стремление. Скорее, какое-то подсознательное: когда холодно, когда темно, возникает желание через то, что ты делаешь, выразить свет и тепло. И это получалось, потому что в один из самых жестоких годов — 92-й! — когда мы практически не были подготовлены, родился один из самых жизнерадостных моих спектаклей. Причем он был сделан исключительно из «вторсырья», так сказать, отбросов. Поскольку предыдущий спектакль «История рождения Христа» вызвал некоторые нарекания со стороны тогдашнего руководства театра по поводу того, что я много всяких материалов использовал, то я в отместку, в ответ на этот укор сказал, что следующий мой спектакль будет совершенно бесплатный, то есть я буду использовать все то, что под рукой, все, что выбрасывается. И он так и был сделан. Мы с художником поехали на склад тогда уже практически закрывшейся трикотажной фабрики, зашли на какой-то склад бракованных ниток, выбрали там нитки, привезли и из них сделали весь спектакль. Декорация была сделана тоже из отбросов старых декораций — распилили, подкрасили, подделали… И получился очень веселый, жизнерадостный, комедийный спектакль. Он назывался «Третий». Это была история про яйцо, птенец из которого и был «третий»; первые два яйца нормально разбились, а третий не хотел выходить. Ну, там практически весь этот птичий двор собрался, каждый пытался как-то его убедить или разбить яйцо, все кончалось очень плохо, в основном с какими-то тяжелыми травмами для всех участников этого мероприятия, и, в конце концов, наступал момент, когда появлялась бабочка, и птенец сам выходил из яйца. Спектакль имел две основные смысловые нагрузки. Первая — красотой, нежностью и лаской можно добиться большего, чем побоями; вторая — всему свое время. Птенчик вылезет тогда, когда сочтет нужным. Он, а не другие. В плане карабахского движения это было очень символично.
… Это были годы, когда мы поженились с моей супругой… 93 год, один из самых суровых. Она тоже работала в театре, скульптором. Я даже помню первый Новый год, она подрабатывала на «Арменфильме», в цехе. У нас было всего 10 долларов. Тогда — серьезные деньги! Мы справляли Новый год. Причем тогда же доставлялась гуманитарная помощь. Вот мы на эту самую помощь и сыграли свадьбу. У нас было несколько блюд из одной и той же фасоли, а также разные блюда из порошкового мяса. Ну и, конечно, «шик сезона» — соевое…
В общем, свадьба была веселая, потому что невеста явилась на торжество лично, без кортежа, в троллейбусе, с тортом. Она запомнилась, потому что редко на какой свадьбе бывает такое. Обычно едут, привозят… У нас не было возможности привозить невесту. Она должна была сама… заслужить.
Ну и об одежде… Фата — так это громко сказано. Приехала на свадьбу не в джинсах, но и не в фате. И это было веселое время, кстати. Очень! Как ни странно.
Мои друзья, близкие… некоторых из них уже нет, другие погибли на фронте… иные — не на фронте, но в результате того, что были там…
Замечательный художник, скульптор Александр Мелконян… Саша… Потрясающий. По-моему, один из единственных армянских истинных авангардистов… Человек, который продал свою мастерскую, на эти деньги купил оружие, создал отряд «Аспет» и прошел фактически всю войну. Замечательный парень Армен Ерицян, родной брат моей одноклассницы. Тоже был в этом отряде, потом в другом, подорвался на мине в Карабахе… Потрясающий!.. Вечно улыбающийся… Вечно! Думаю, даже смерть он так принял…
Жили весело. Жили каждым днем. Выпивали, общались. Пили еще и потому, что надо было согреться. И помню анекдотичный случай. Это был 92 год. Мы были совершенно не готовы к зиме, а она, как назло, выдалась очень холодная, хотя на улице было теплее, чем дома. А в соседнем дворе, через который я выходил на улицу, вечером бегали две огромные собаки — одна черного цвета, другая светлого — и очень злые. И через этот двор вечером практически невозможно было пройти. Приходилось огибать улицу, делать небольшой крюк… Крюк этот особых неудобств не доставлял, но было как-то унизительно… И вот помню, как-то раз пошел к моему другу пешком, во-первых, потому что транспорт не работал, во-вторых, денег на транспорт не было, в-третьих, можно было согреться на улице. Я к нему пришел, естественно, не войдя в этот двор, обогнул его… Мы посидели, пообщались, выпили. Хорошо выпили… Я пошел домой вечером. И вот когда подходил к дому и собирался уже сделать тот самый крюк, вдруг вспомнил историю о том, что собаки не переносят на дух запаха спиртного. И поскольку был немножко навеселе, решил это проверить на себе. Я вошел в «опасный» двор, собаки меня учуяли и приподнялись. Я же, широко разинув рот и выдыхая пары, начал кричать: «Ну! Идите сюда! Идите!» Собаки сперва ринулись на меня, потом остановились, заскулили и… убежали! И я таким Спартаком-победителем спокойно, но не закрывая рот ни на минуту, прошел к себе во двор и понял, что против любой подлости, любой злобы всегда найдется какое-то средство.
… Да и еще: в то время по городу гуляло огромное количество породистых собак. Выпускали их хозяева, которые, по-видимому, не могли их прокормить… Они собирались в стаи. Это было страшно, потому что эти животные не хотели кусать, они хотели есть.
И вот моя, скажем так, быстрая женитьба (поскольку мы встречались с моей женой всего неделю, после чего я сказал: «Давай поженимся!») была вызвана, кстати, этими собаками тоже. Моя будущая жена жила далеко, на Третьем участке. В те годы метро прекращало работать где-то в восемь… И как-то я провожаю ее домой, а там, где Пантеон, парк Комитаса, очень много собак собиралось. Я ее провожал с палкой в руках, естественно, чтобы отбиваться от собак. Два раза я ее проводил, вступая в поединки, но потом сказал: «Нет, надо это дело прекращать, давай поженимся!» То есть это было не только веление сердца, чувств, но также и чисто практическое решение.

Анекдот был такой в то время… Группа оборзевших пацанов вваливается в хлебный магазин. Там огромная очередь, люди с кошелками замерзшие с ночи стоят, только что привезли буханки. Вваливаются эти гопники: «Мне одну канистру хлеба! Налей мне канистру хлеба!» Продавец отвечает: «Ты ненормальный?! Тут люди, прошедшие войну, что ты творишь?» Те не унимаются. Тогда продавец достает арматуру: «А ну пошли отсюда, подонки!» Через некоторое время возвращаются уже конкретные головорезы: «Ты чего нашего брата обижаешь?» Продавец, испугавшись: «Брат, так он пришел без воронки, без канистры. Что ж мне было делать: как хлеба отлить?..»

Комментариев нет:

Отправить комментарий